В хижине угольщика король Сидит один, озабочен. Сидит он, качает дитя, и поет, И слушает шорохи ночи.
«Баюшки-бай, в соломе шуршит, Блеет овца в сарае. Я вижу знак у тебя на лбу, И смех твой меня пугает,
Баюшки-бай, а кошки нет. На лбу твоем знак зловещий. Как вырастешь ты, возьмешь топор, — Дубы в лесу затрепещут.
Был прежде угольщик благочестив, — Теперь все стало иначе: Не верят в бога дети его, А в короля тем паче,
Кошки нет — раздолье мышам. Жить осталось немного, — Баюшки-бай, — обоим нам: И мне, королю, и богу.
Мой дух слабеет с каждым днем, Гнетет меня дума злая. Баюшки-бай. Моим палачом Ты будешь, я это знаю.
Твоя колыбельная — мне Упокой. Кудри седые срезав, У меня на затылке, — баюшки-бай, — Слышу, звенит железо.
Баюшки-бай, а кошки нет. Царство добудешь, крошка, И голову мне снесешь долой. Угомонилась кошка.
Что-то заблеяли овцы опять. Шорох в соломе все ближе. Кошки нет — мышам благодать. Спи, мой палачик, спи же».